В горячие, страшные и одновременно исторические дни, когда русская армия осуществляет операцию по освобождению Донбасса и принуждению киевского режима к миру, редакция Politema.ru пообщалась с двумя представителями ДНР – общественным деятелем Мариной и бывшим ополченцем Виталием (имена ребят изменены из соображений безопасности, их родные находятся на еще оккупированной Украиной территории). В откровенной беседе они рассказали о своей собственной судьбе, неразрывно связанной с судьбой Донбасса.
Politema: Хотелось бы узнать, чем вы занимались в мирное время, а затем уже на войне?
Марина: Я работала в общественных организациях, взаимодействовала с различными международными гуманитарными структурами типа «Корпуса мира». В 2014-м году стала заниматься гуманитарной работой уже в условиях боев на родной земле, помогать военным.
Виталий: А я занимался коммерцией. СТО, металлообработка, цех по производству навесного оборудования для мини-тракторов. В 2014-м, начиная со Славянской эпопеи, служил во фронтовой разведке – вплоть до 2018-го.
P: Глупый, банальный, дежурный, но необходимый вопрос – за что именно, за какие ценности вы восемь лет назад поднялись?
М: Скорее можно сказать не «за что», а «против чего». Против скачущих на майдане, против тех, кто калечил там «беркутовцев», выкалывая им глаза и отрезая конечности. Против фашизма.
Расскажу важный для понимания моего выбора случай. В начале мая 2014-го я оказалась в детском лагере, находившемся в лесу возле Святогорска (город на Донетчине). Когда мы выехали оттуда, наш автобус, исключительно с женщинами и детьми внутри, напоролся на украинский патруль, принявшийся нас досматривать, как злейших врагов. Это были так называемые радикалы, все в черном, с нацистскими символами на рукавах. Их манера разговора, их обращение…Я поостереглась бы использовать термин «другая порода людей», делить людей на породы любят как раз подобные персонажи. Но, безусловно, они с совершенно особой, жутковатой внутренней природой.
А до этого, еще в самом лагере, мы ночью услышали, как бьют набат колокола Святогорской Лавры. В обычное время Лавру из-за разных шумов вообще не слышно. А тут какая-то совершенно пронзительная тишина, разрезаемая еще более пронзительным звоном тревоги, вертолеты, кружащие над головой всю ночь. Жутковатые ощущения. И дела в тех местах творились тогда жуткие. Водолазы потом нашли на дне местного озера трупы молодых солдат ВСУ, расстрелянных «своими» же за отказ воевать против народа.
В: Я отвечу теми же словами, которыми ответил своей маме. Дело в том, что у меня два деда погибло на полях боев, один из них на Курской дуге. И вот я как-то пришел домой на побывку, и мама меня спросила: «Сынок, за что ты воюешь?». Я сказал: «Если я не защищу свою родную землю, как я потом посмотрю дедам в глаза?».
P: Чему война вас научила, в чем сделала иными? Поменяла ли она ваше отношение к людям?
В: Научила терпению и терпимости. К лишениям, трудностям, чужим недостаткам и особенностям. Насчет людей – 50/50, были разочарования, предательства, но при этом я научился отделять зерна от плевел, истинное и главное в людях от второстепенного, наносного, ложного.
Со мной были случаи, после которых уже нельзя смотреть на мир иначе. Скажем, летом 2014-го мы вели ожесточенные бои в районе стыка границ ДНР, ЛНР и РФ. Враг пытался отрезать нас от российской границы, мы прорывались и – наткнулись на автобус с расстрелянными детьми. Вид этих, запах, стоявший в автобусе – дело, напомню, было, в летнюю жару…Никакой одеколон не мог помочь, я этот запах ощущаю до сих пор.
Но были и противоположные истории. Это к вопросу о «чему научила война» в прямом смысле слова. Я оказался в Донецк и случайно оказался в ситуации с молодой мамой, которая родила семимесячного ребенка и он не мог самостоятельно дышать, только при помощи кислородного баллона. Надо было их везти в РФ для оказания полноценной помощи, но экипаж «скорой» отказался ехать сквозь опасную зону. Пришлось мне и вести машину, и периодически менять баллоны. Так что я теперь это умею делать, наверное, и роды смогу принять при необходимости , все могу, разве что сам не рожу по понятным физиологическим причинам. Я, к сожалению, если и знал, то в горячке напрочь забыл имена мамы и малыша. Но греет мысль, что я дал им вторую жизнь.
М: Произошла перемена ценностей. Исчезла привычка планировать что-то на долгий срок – стали ценить сегодня, сегодняшний день. Внутренняя ломка если не во всем, то во многом. Раньше я не могла видеть мертвых, на похороны родного дедушки и то не пошла. За восемь лет научилась спокойно заходить в морги, где лежат не просто трупы, а перемешанные куски тел.
Отрицательные изменения отношения к людям по большей части остались в прошлой довоенной жизни. Куда больше вспоминаешь доброго, как приходилось делиться друг с другом едой, водой, одеждой, куличиком из последних запасов муки.
С другой стороны, куда без разочарований. Взять хотя бы нынешнюю кампанию разных блогеров и «лидеров общественного мнения» «за мир, против войны». Понятно, что за тридцать лет выросли поколения, для которых главная ценность – айфон и возможность поехать за границу. Понятно, что люди зачастую не верят тому, что говорят в телевизоре на любую тему, включая украинскую. Ну так вы не слушайте пропаганду, ни российскую, ни украинскую. Поговорите с людьми, необязательно с нами, таких как мы тысячи. Подумайте о причинно-следственных связях. Вы говорите, вам жалко бросаемых на передовую детей. На самом деле, конечно, вам жалко обновлений своих айпадов и айфонов. Но допустим. А наши дети, такие же русские – они что, волчата?
P: Последний вопрос – как вы видите будущее Донбасса и его отношения с Украиной?
В: Будущее Донбасса – хочется видеть светлым. А насчет Украины – у нас и лично у меня с ней проблем не было. Проблемы были с другой стороны. Помню, в 2005 году приехал по делам Ивано-Франковск. И один человек, глядя на мои донецкие номера, спрашивает, не боюсь ли приезжать в западные области. Я даже не понял вопроса – чего бояться, мы же одна страна. Оказывается, там уже было четкое негативное разделение, которое с Западенщины расползлось дальше. Я в 2013-м году, в разгар истерики вокруг евромайдана, слушал одну киевскую телеведущую – и мне хотелось приехать в Киев и спросить её: «Девочка, ты сама-то верить в то, что говоришь?».
М: После нашей победы, в которую я безоговорочно верю, мы поднимем тост, собственно, за победу, после чего примемся за долгую тяжелую работу по восстановлению мирной жизни. Отношения с Украиной? До войны мы взаимодействовали в одном ключе, в последние восемь лет…в другом. Мы оказались по разные линии жизни для нашего еще, на тот момент, государства. Обещания тогдашнего президента Порошенко о том, что их дети будут сидеть в школах, а наши в подвалах…Теперь имеют уже другой смысл. Но почему-то, опять же, новомодные блоггеры нашего сегодня забыли об этом, что уже тогда они все, начиная от президента, открестились от нас, разделив на чужих и своих. Вот как чужие мы и жили все эти года, и становились все более и более чужими…
Теперь у нас начинается новый этап жизни, который мы ждали все эти года – нас признали, мы заплатили за это кровью наших ребят, женщин, детей. Конечно, нам предстоит много сложностей, во всех аспектах жизни, но нас, людей ДНР и ЛНР уже это не остановит, мы сделаем все для того, чтобы наши дети жили полноценной жизнью, не боялись салютов, а любовались этой красотой, и у них всегда было мирное небо над головой!
P: Спасибо, ребята! И победы нам всем!
