В казанской гимназии №175 во вторник утром, 11 мая, произошла страшная трагедия. Бывший учащийся, 19-летний Ильназ Галявиев ворвался в учебное заведение и принялся расстреливать без разбора всех, кто попадался ему на глаза. Совершив 17 выстрелов из дробовика, от его действий погибли 11 человек — двое взрослых и девять детей.
По состоянию на 13 мая, Галявиев признал свою вину. Годом ранее преступнику был поставлен диагноз атрофии головного мозга. Это хроническое прогрессирующее заболевание, которое характеризуется поэтапным отмиранием клеток и нарушением нейронных связей между ними. У людей с этой болезнью наблюдается нарушение речи, координации движений и логического мышления, а также могут быть такие симптомы, как головокружения, раздражительность и галлюцинации. При этом Галявиев не состоял на учете у психиатра и в полиции, что позволило ему получить лицензию на оружие
Инцидент в казанской школе в беседе с «Политемой» прокомментировал директор Центра исламоведческих исследований Академии наук Татарстана, кандидат политических наук Ринат Патеев.
«Вчера в городе на волне всех этих событий действительно была определенного рода паника. Во-первых, начали распространяться фейки о том, что захвачены другие школы, что счет погибших идет на несколько десятков. На волне всего этого, конечно, ощущалась паника, нервозность. Детей забирали из школ, детских садов, возле учебных заведений были пробки. Такие события очень резонансные, тем более с таким количеством жертв.
На сегодняшний день, очевидно, что речь не идёт о каком-то исламистском следе. Очевидно, что это то, что принято называть скулшутинг. Сейчас давать какие-то точные, выверенные заключения о случившемся достаточно сложно, но речь идёт о 19-летнем молодом человеке. Очевидно, что у человека были проблемы во взаимоотношениях с семьёй, что, скорее всего, и стало причиной долгого депрессивного состояния, но опять-таки на все тонкости должна ответить комплексная судебная экспертиза. На волне всех этих событий высказываются разные мнения, в основном достаточно крайние призывы чуть ли не поставить вооруженную охрану возле школ, хотя не совсем понятно как это всё сделать, у нас огромное количество школ и огромное количество подростков, которые могут находиться и рядом, и возле школы.
Но здесь понятно, что вот такими какими-то крайними мерами всего этого не разрешить и над каждым таким трудным и сложным подростком нельзя поставить представителя правоохранительной системы. Это просто невозможно сделать. С другой стороны, есть и другие крайние варианты. Наша либеральная общественность говорит о том, что это результат того, что «закручиваются гайки». Они говорят о свободах, а люди говорят о том, что они боятся за жизнь собственных детей. То есть сейчас выводы делать рано, но для меня стало очевидным — в очередной раз подтверждается, что у нас идут социально-культурные изменения, связанные с тем, что культура насилия становится неотъемлемой частью нашей повседневной жизни. С другой стороны, трансформируется институт семьи и молодые люди, подростки находятся в достаточно уязвимом положении.
Для меня основной очевидной проблемой является то, что на данный момент родители российского общества не привыкли обращаться к специалистам с проблемами психологического характера. Я уверен, что если в данной ситуации семья этого подростка обратила бы на него внимание раньше и не просто обратила бы, а обратилась бы с этой проблемой к специалисту, который помог бы подростку, то я почти уверен, что той ситуации, которая случилась в Казани, её бы не было. Но, к сожалению, есть определенная стигматизация, что психологические проблемы могут касаться кого угодно, но они не могут касаться нас, наших близких и тем более детей. Вот это сегодня очевидная проблема, потому что этот случай не первый и, к сожалению, вынужден констатировать, что не последний, потому что мы живем в обществе глобального риска. Можно «закрутить гайки» и усложнить возможность получения оружия и возвести баррикады вокруг школ, но избежать этих рисков мы всё равно не сможем. Сегодня можно приобрести всё, что угодно, в том числе через интернет, можно получить доступ к любой информации. Поэтому риски есть, и они будут оставаться. Единственное, что мы можем сделать — это минимизировать эти риски, а это достаточно тяжелая комплексная работа».