21 июня исполнилось бы шестьдесят лет Виктору Цою. Человеку замечательному и парадоксальному. Обладавшему корейской внешностью и фамилией, в паспорте значившегося «русским» (совершенно правомочно, по матери) и ставшего символом русского – рока.
Очень многое, от стилистики до музыкального рисунка конкретных песен, взявший у западного рока, одна из легендарнейших групп которого, «Metallica», спусти почти три десятилетия после его смерти спела «Пачку сигарет». Вольно или невольно создавший такую легенду и магию имени себя, что ее не смог полностью испохабить даже режиссер Серебренников в фильме «Лето». Хотя, надо сказать, очень постарался: и странными творческими приемами, и (не) традиционными гомосексуальными намеками, и подбором на роль Виктора Робертовича корейско-немецкого актера, мало того что не говорящего по-русски, но и непохожего на своего героя для любого человека, пускай и в принципе не различающего азиатские лица. Это постмодернистски нарочитое несходство подчеркивает и дурацкий персонаж под названием Скептик. Кстати, Гребенщиков, всегда нажимавший на постмодернизм, а ныне впавший то ли в звериную серьезность, то ли в серьезное озверение, похож потрясающе – его, молодого, играет Никита Ефремов.
Тысячу раз сказано тысячу раз верно: при всей трагичности гибели любого молодого человека, как человек, олицетворяющий культурное явление, Цой ушел вовремя, избежав тяжелейшего испытания эстрадной и общественно-политической конъюнктурой. Остается лишь задавать безответные вопросы, что бы он говорил и пел в 1993, 1996, 1999, 2014, да, наконец, сейчас. Нет, конечно, ответы дать можно. Но на самом деле за эти годы поменять взгляды можно было вообще неоднократно – по причинам как вполне уважительным, обусловленным переменами в самом человеке и его жизненной нише размером с мир…так и уважительным не очень. Посмотрите на Александра Невзорова, земляка Цоя и звезду патриотической журналистики рубежа восьмидесятых и девяностых. А уже упомянутый БГ, оборвись внезапно его жизнь году в 1992-м, сразу после выхода очень почвеннического «Русского альбома», остался бы для исследователей и поклонников эдаким Пушкиным нашего рока, безвременно ушедшим на заре превращения в консерватора.
Отметим, однако, что в отведенное ему Всевышним земное время Цой конъюнктурщиком не был. Не был он и маскировщиком густого словесного бреда под «высокое-надмирное», каким чем дальше, тем больше становился БГ. «Перемен» — это не про злосчастную перестройку, как считают единомышленники депутата Е.Федорова, самого Цоя называющие «агентом ЦРУ». И не про вообще любые либеральные реформы, как видимо, думают участники белорусских антилукашенковских протестов, сделавшие эту песню своим гимном (доводилось ее слышать и на российских протестных акциях). Если и гимн, то любого молодого и не очень поколения, любой социальной группы любого размера, желающей этих самых перемен в любую сторону и любую идеологическую степь.
И «Звезда по имени Солнце» не про какую-то конкретную и даже не про войну в прямом, вооружено смысле, хотя строки вроде «война дело молодых, лекарство против морщин» вполне соответствуют ратной рыцарской философии. Как говорил один наполеоновский генерал, «гусар, который не убит в 30 лет – дрянь, а не гусар», и Цой, кстати, завет выполнил, даром что гусаром не был. Но песня все одно про другое – про борьбу, столкновение, битву в самом широком смысле слова, являющиеся стрежнем и двигателем духовной и материальной истории человечества. А «2000 лет» и некоторые другие образы намекают и на христианство с христианским пониманием борьбы Света и его врагов.
Цой – это наша «мягкая сила» на постсоветском пространстве. Прошлой осенью, находясь в Ереване, я попал в клуб, где в тот вечер выступала группа, перемещающаяся по заведениям такого рода с русскоязычным репертуаром. Приятно удивило, что молодая, 25-30-летняя публика с особым восторгом встречала Цоя и «Кино», представленных в репертуаре самым обильным образом. Было хоровое подпевание и танцы.
Да, «мягкая сила» не очень многое может сделать без остальных сил, от военной до финансово-экономической и силы стратегического мышления. И, скорее всего, это последнее поколение, ценящее Цоя, и практически стопроцентно последнее, воспринимающее его как нечто связанное с Россией и положительно ее представляющее. Так-то русскоязычной может быть и русофобско-антироссийская культура, как мы видим на Украине. И военная пропаганда – часто вспоминаю песню «Священная война», наложенную на клип про борьбу с «донбасскими сепаратистами и бурятско-алтайской бронекавалерией из РФ». Но покамест эта мягкая, все более размягчающаяся сила есть.
И одновременно Цой – наша сила жесткая. «Донбасские сепаратисты» и по совместительству настоящие русские герои, любят Виктора Робертовича особой любовью. Любят при этом и Шевчука с его позицией – пацифистской и все-таки чуть более последовательной и менее морально сомнительной, чем у Макаревича и последний раз сегодня помянутого БГ. Но «Юре-музыканту», бывавшему на чеченских и балканских войнах, они при желании и возможности могут лично задать мучащие неудобные вопросы насчет его подхода. Что думает Цой, можно спросить лишь у вечности и его песен.
Спросить – и, полагаю, получить ответ, который хотели и ожидали.
Автор: Станислав Смагин
